Пожар на окраине деревни Головачёво
Луховицкого района потушен, соседние
дома не затронуты, пострадавших нет.
Местные новости, 30 февраля 2015 года
1
— Теперь приклеивай ткань сверху и снизу корешка.
— А почему не по всей длине?
— Это не обязательно. Самые слабые на разрыв места – на концах корешка. Можно наклеить и по всей длине, но мы уже отрезали материал. Вот, правильно. Чуть ровнее. Хорошо. Теперь дадим клею высохнуть. А пока достань тиски, спрессуем книжный блок. Я сделаю обрезку.
— Ну пап, ты обещал, что я всё сам делать буду!
— Хорошо, хорошо! Пусть будет криво, зато сам.
— Мужчина, вам что?
Продавщица отвлекла его от воспоминаний. Упитанная дама с сальными волосами и в синем фартуке теребила ветхую клеенчатую скатерку на кассовом столике.
— Вот эту шубу дайте померить.
— Это не шуба, это доха.
— Доха? Смешное слово. Давайте, мне без разницы.
Он улыбнулся, но улыбка его вышла какой-то неестественной. Змеиной, почему-то подумал он, глядя в маленькое зеркало на стене.
Мама всегда советовала ему покупать тёплые вещи заранее, когда они дешевле. Но он всегда об этом забывал.
Шарообразный пакет со свежекупленной дохой он положил на багажную полку вагона, сам устроился под ней, у окна. Достал из-за пазухи толстую книгу с черной обложкой и серым корешком, стал искать страницу, на которой закончил. Он никогда не пользовался закладками. И страницы не загибал, как можно? Неровно обрезанные страницы листать было неудобно, но он давно привык. Ему достаточно было выхватить со страницы два слова, и он понимал, что надо листать вперёд или назад. Ведь эту книгу он перечитывал уже двадцать семь раз. Сейчас шёл двадцать восьмой.
Страница 224.
«… Он обнял ее своими ручонками, она показывает ему на небе Планету Земля, а у их ног лежит огромное, страшное чудище с золотым сердцем.
Я верю, что они ждут меня, и что-то подсказывает мне, что я скоро опять увижу их.»
На следующей странице не было номера, только заголовок следующей части. Он смахнул лист в сторону и на следующем, внизу, увидел цифру «3». Ему всегда это нравилось. Он всегда представлял себе, как кто-то, кому он дал почитать эту книгу, недоумевает, почему нумерация где-то на двухсотой странице всегда заканчивается и начинается сначала? Но он никогда этого недоумения не видел и не слышал о нём. Потому, что никому и никогда эту книгу не давал. И не даст.
— Смотри, мама! Мы с папой сделали из трёх книжек одну!
— Какие вы молодцы!
Он вышел на своей станции и пожалел, что не переоделся в доху ещё в магазине. Зимний ветер пробился под лёгкую куртку, рассыпав по коже тысячи мурашек. Мягкий снег вмиг облепил шерстяные брюки и брови. Он поднял лёгкий воротник, втянул шею и поспешил со скользкой платформы в сторону деревни.
2
— Володечка! Ты опять читаешь под одеялом?
Врать и прятать книгу было уже поздно, мама зашла в комнату.
— Опять своих «Марсианов» читаешь? Ух ты, энциклопедия! Ты как её под одеялом уместил?
— Как-то получилось, мам.
— Ещё и настольную лампу в кровать затащил! Хоть бы фонарик взял.
— Батарейки, мам, кончились. Папа обещал привезти.
— Так, убирай всё это хозяйство. Скоро подставка у лампы расплавится от твоих ночных чтений!
— Она уже немножко…
Их прервал телефонный звонок.
Он вышел из тёплой комнаты и снял трубку.
— Алло? Да, здравствуйте. Заказывал. Уже приехал? Я не вижу. Да, сейчас выйду. Без сдачи? Разберёмся, не волнуйтесь.
За окном веранды раздался напряженный рык мотора грузовой машины, продиравшейся по снежной колее. Он накинул доху и вышел навстречу. Водитель, только выбравшись из теплой кабины, стоял по колено в снегу, потирая руки.
— Куда складывать будем?
— На веранду.
— Отсыреет ведь!
— Я перенесу потом.
Водитель открыл задний борт, откинул задубевший тент на крышу и срезал крепёжные ленты с коробок.
— Так, вашего здесь – три пачки ватмана, десять коробок А4, два рулона координатной бумаги.
— Ещё должны быть тушь, перья и карандаши.
— А как же, они в кабине лежат.
Володя только закончил заносить бумагу в комнату, когда выключили свет. Ничего непривычного в этом не было, и он зажёг керосиновую лампу. Начинало темнеть. Он сел с ней за стол, на краю которого разместились все книги в доме. Это были астрономическая энциклопедия для детей, сборник рассказов Гаррисона, что подарил ему в детстве друг, и толстая черно-серая книга с крупной надписью «МАРСИАНЕ» на корешке. Он взял её и открыл на второй сорок восьмой странице.
«… – Да, — ответила она, — все, что происходит в мире, покинутом нами, известно нам.»
Он улыбнулся, положил книгу на колени, вынул из кармана телефон и открыл новости.
Справа от стола, у стены, громоздились два десятка коробок из-под бумаги, картонные трубки из-под чертежных рулонов, пакеты с пустыми баночками из-под туши.
Другая стена, напротив окна, низкая, но широкая, вся была заклеена бумагой. В центре, давно пожелтевший, висел лист из школьной тетради в клеточку, на котором ещё детской его рукой была нарисована солнечная система. Как наша, но немного другая. Звезда в центре была подписана неровными большими буквами. «Звезда класса I, подтип Ориона, голубой гигант». Чем дальше от центра стены, тем белее были листы. На каждом из них было что-то нарисовано. Звёзды, чёрные дыры, червоточины, квазары, пульсары, магнетары, астероидные поля, пылевые облака… У каждой звезды, а иногда и в скоплениях астероидов, стояли подписи со стрелочками, которые указывали на еле заметные, но точно расположенные точки, нанесённые тушью. Планеты, планетоиды, луны, астероиды. Подписи с характеристиками планет, описаниями обитателей и их цивилизаций. Поверх некоторых систем иголками были прикреплены листки с датами и событиями. Зарождения, эволюции, вымирания, контакты, войны…
В месте, где стена сходилась с полом, на месте плинтуса лежал деревянный брусок, на одном из торцов которого во всю длину стены была нарисована стрелка и значок «Х». Такая же стрелка шла вверх в левом углу. Знак «У» давно исчез под слоями бумаги. Из нижнего левого угла в правый верхний, иногда исчезая под верхними листами и щадя только центральный лист, шла диагональ. Буква «Z» в конце её переползла на потолок.
Телефон зазвонил в его руках. На экране высветилось имя звонящего. «Мама».
После стольких лет ему всё ещё чудилось, как той ночью она кладёт трубку, садится рядом с ним на кровать, лицо её бело, глаза темны, но слёз нет. «Папа…», говорит она. «Папа не привезёт батарейки».
Он ещё улыбнулся тогда, но улыбка исказилась с пониманием. Превратилась в какую-то змеиную, подумал он, нажимая кнопку отбоя связи.
3
Книгу в честь отца он задумал написать почти сразу, как его не стало. Но он не знал, с чего начать. На уроках он стал придумывать вселенную. Начал с клетчатого листочка, неровно вырванного из конца тетради. А закончил здесь, в глуши, у этой безумной стены. Не закончил книгу, нет. Закончил вселенную, которая никому ни о чём не расскажет. Никто не поймёт всего того, чего нет на этих листах, которые треплет сквозняк. Проклятое окно, давно хотел его починить. Он с самой покупки не снимал доху из-за этого вечного сквозняка. Будто космического холода.
Он уже давно вжился в свою вселенную настолько, что иногда называл свой домик, летом утопающий в зарослях малины, а зимой – в снегу, космической шлюпкой. Аварийная посадка на окраине села, отсутствие деталей для починки, маскировка.
Он уже не был Володей, только так называл его в детстве мама, не только Вовой. Он назывался Волдек. Его место было на стене, на листе в начале координат. Икс-Зед, называл он свой мир. В подклеенной справке по истории системы он определил себе место и время. Космическая академия, время экспансии, первая эпоха, изобретение межзвёздных двигателей.
Снова пахнуло морозом, снова зашелестели листки на стене. Да пропади оно всё пропадом, подумал Волдек, надо починить этот проклятый иллюминатор.
Он выкопал из-под кучи канцелярского мусора давно приготовленный ящик с инструментами, застегнул доху, щёлкнул для проверки выключателем. Света так и не было. Светало. Он вышел во двор. Двор замело под самые подоконники. Только редкие черные стебли малины торчали из снега, напоминая о том, что на этой планете иногда бывает жизнь.
Волдек натянул шапку и намотал на лицо шарф, которые тут же стали шлемом скафандра. Он подошёл к иллюминатору. Место течи сразу было видно по замёрзшему бугру кислорода. Матерясь про себя на неудобные толстые перчатки, он вытоптал в снегу площадку и распахнул форточку.
За окном, потревоженная порывом ветра, керосиновая лампа упала под стол. Керосин не разлился, но хватило и того, что треснул плафон. Обрыки бумаги, которые усеивали пол, загорелись неохотно, но ветер подгонял их, сбивал в кучки, раззадоривал пламя.
Волдек щурился, спасая слезящиеся глаза от снега. Он решил, что возня с починокой герметичной рамы выше его сил и запасов кислорода, и решил сделать всё проще. Он наклонился к ящику и принялся искать баллон экспресс-герметика.
Изморозь на окне побледнела, потекла, пожелтела. Лёд оттаял, и, поднявшись, сквозь стекло он увидел огонь, жидким морем растекающийся по полу от стола. Топливо, догадался он.
Огонь охватил стену. Звёзды, планеты, расы. В огне.
Волдек стоял в распахнутой дохе в проёме так и не починенного окна. Его взгляд был устремлен вдаль, туда, где многие и многие солнца освещали финальные бои обречённых планет. Прошлое великой вселенной Икс-Зед таяло на глазах. Он сам и был единственным прошлым этих миров.
Улыбнувшись змеиной улыбкой, бывший курсант второго уровня Волдек сошёл в нижнее помещение и щёлкнул тумблером выключения подачи кислорода в отсек.
Будущего больше не существовало.
Сев в электричку, Володя достал из внутреннего кармана провонявшей гарью дохи книгу, спасённую им из огня. Книгу с чёрной обложкой и серым корешком. Вместе с ней он достал телефон. Говорить он был не готов, но написал сообщение. «Мама, я еду домой».
Он открыл книгу на третьей сто семьдесят четвёртой странице. Последней странице последнего, двадцать восьмого раза.
«…и, наконец, после долгих отсутствий, увидели издали высокие башни Гелиума.»
Цитаты — «Принцесса Марса» Эдгара Райса Бэрроуза